Во Флоренции, в храме-усыпальнице Санта Кроче, где похоронены Галилео Галилей, Микеланджело, Макиавелли и еще более трёхсот выдающихся деятелей мировой политики, культуры и искусства, стоит памятник из белого мрамора, на котором выбита надпись: “Здесь похоронен Михаил Огинский, из Литовской земли, происходящий из старой аристократии, сенатор империи, досточтимый советник при Всероссийском Императоре, короле польском и т.д. Он был талантлив, образован, мастер в музыке, французском, немецком, итальянском языках, оратор, писатель, необычайной эрудиции, после вынужденного скитания по европейским странам, а также много сделав для Флоренции, умер в возрасте около 68 лет, похоронен в октябре года Господня 1833. Вечная ему память.”
Три страны – Беларусь, Польша и Россия – считают Михаила Клеофаса Огинского своим. Князья Огинские происходили из древнего рода западных русинов (белорусов), в Польше его считают национальным героем, соратником Костюшко, в России о нём пишут как о выдающемся русском дипломате, присягавшему Императору Александру I. И весь мир знает его как автора знаменитого Полонеза.
Не помню, когда я услышал эту музыку впервые. Кажется, я знал её всегда. Это уже много позже, будучи музыкантом, зная, как устроена музыка, слышишь построение фразы, метроритм, форму, соотношение частей Полонеза и прочее. Тогда понимаешь, что это написано отнюдь не самоучкой, каким иногда представляют Михаила Огинского. Домашнее музыкальное образование в 18 веке в дворянской среде было полноценным и разносторонним. Такими же “самоучками” можно тогда считать Глинку, Римского-Корсакова, Бородина… Интонационный строй музыки очень характерен, нисходящие секундовые последовательности первой части, так называемое lamento – жалоба, плач – предельно точны и понятны, находят моментальный эмоциональный отклик. И удары судьбы, и проходящий по улице полковой оркестр, и особые интонации, от которых выпрямляется спина и вспоминаются слова Бетховена о том, что музыка должна высекать искры из души человека, – всё есть в музыке Полонеза. Этот танец и в Российской империи имел особый статус, в своё время им начинались придворные балы. Танец-шествие, прямая спина, осанка, полные достоинства неторопливые движения… Лучшие образцы жанра – Полонез Глинки “Слава русскому народу“ из оперы “Иван Сусанин”, Полонез ля-бемоль мажор Шопена…
Но Полонез Михаила Огинского в этом ряду занимает особое место: три народа считают её своей, это народная музыка; вместе с тем, её трудно испортить, она самодостаточна, в ней есть всё, она сама подсказывает музыканту, что надо делать и чего не надо. Я очень ясно почувствовал это, когда делал аранжировку для дуэта гитар. Тот случай, когда музыка самоорганизовывается, пишет себя сама.