… свойства памяти удивительны;  время и место не имеют значения: год, наверное, 1979.., неведомое мартобря, середина дня, одна из аудиторий на втором этаже, я принёс свой опус, который незадолго до того смастерил в коридоре на подоконнике, моему учителю – Пиганову Валерию Ивановичу, он учит меня композиции… Передо мной была студентка, которой ни имени, ни лица я не помню, она ловко и уверенно гарцевала на клавишах, получила одобрение преподавателя…

От моего сочинения не осталось камня на камне, но это неважно, главное Валерий Иванович сказал в конце, между прочим, устало потирая глаза: “Музыка – это кусок глины, можно так, а можно эдак; слепи что-нибудь, чтоб было хорошо, а что касается теории композиции – выброси весь этот бред из головы”. С этим напутствием и благословением маэстро я и работаю всю жизнь.

… мы сидим с ним на кухне у меня дома, пьём чай… “Здесь меня не играют и не будут играть; то, что я делаю, здесь не нужно никому. А где же тогда это будут играть? – В Лондоне? В Париже?” Далее – ненормативная лексика, Валерий Иванович достаёт членский билет союза композиторов: “Вот, смотри, там ему место” – и бросает его в мусорное ведро…

Это были, пожалуй, самые главные уроки от моего учителя.

Год 1986, в телевизоре “Спрут” и комиссар Каттани. Краем уха слышу музыку и – зависаю надолго… Ничего подобного раньше не бывало, жду каждую новую серию фильма, чтобы услышать, чего нового придумает композитор, пытаюсь понять, как он это делает. Музыка необычная, непредсказуемая и очень красивая. Вроде бы всё просто: ровненько по ступеням минорной диатоники вверх, потом по этим же ступеням вниз, но на полтона ниже, потом опять по ля минору вверх и снова вниз, но уже по си-бемоль минору… В каждом саундтреке – ни одной банальной фразы, по самобытности и оригинальности стиля сравнимо с лучшими образцами итальянской классической музыки. Необычные сочетания инструментов: оркестровые группы, ударные установки, электрогитары, женский вокал, губные гармошки и окарина, флейта Пана и свист…  Это было моё знакомство с музыкой Морриконе, позднее его партитуры стали моими учебниками; его музыкальные идеи, гармонические обороты, мелодические линии и изощренная ритмика никак не укладывались в традиционные рамки, штампы и клише не только нашей тогдашней советской, но и западной киномузыки. Уже потом, изучая биографию композитора, я узнал, что в 40 – 50 годы он играл в джазовых ансамблях, делал аранжировки на студиях звукозаписи, сочинял для театра, для радио и телевидения, принимал участие в работе авангардной группы композиторов G.I.N.C., практиковавшей радикальную свободную импровизацию.

Музыку к своему первому фильму – “Смерть друга” – Эннио Морриконе написал в 31 год.  Потом были “спагетти – вестерны” с Серджио Леоне, самый успешный из них – “Однажды на диком западе”, саундтрек из которого принес Морриконе мировую известность. За 60 лет работы маэстро сочинил более 500 саундтреков к фильмам, количество которых уже не поддается учёту, работал с величайшими режиссёрами, от Бертолуччи и Торнаторе до Альмодовара и Тарантино. Помимо канонических треков, прославивших композитора (“Однажды в Америке”, “Миссия”, “Профессионал” ), в наследии Морриконе есть инструментальная камерная музыка, электронная музыка и даже поп-хиты. Оригинальный, универсальный и очень узнаваемый стиль Морриконе чрезвычайно интересен. Неоклассика, минимализм, конструктивизм – всё это органично сочетается в музыке композитора, но в то же время она гораздо шире любого из этих явлений, не укладывается ни в одно из них. Здесь имеет смысл говорить о полистилистике постмодернизма, смешении стилей, что неимоверным образом роднит творчество Морриконе и другого гения современной музыки – Альфреда Шнитке. Впрочем, сравнивать две подобные величины – дело неблагодарное и бесперспективное.

В этом году Эннио Морриконе 92 года, он по-прежнему просыпается рано утром, делает гимнастику и работает по 10 часов в день. Сочиняет не за роялем, а за столом, находит оригинальную идею, которую впоследствии прописывает гармонически и фактурно.  Живёт в Риме и не говорит на английском, даже работая с голливудскими режиссёрами. Может, поэтому киношные Оскары и обходят его стороной. Впрочем, очевидно, что самого маэстро этот факт очень мало тревожит. Во многих случаях его музыка выше фильмов, для которых была написана.

Фильм Джузеппе Торнаторе “Cinema Paradiso” – о золотом веке итальянского кинематографа, о том счастливом времени, когда люди ещё не имели дома телевизоров и ходили в кино…  50-е годы прошлого века, маленькая деревушка на Сицилии, старый киномеханик, практически живущий в кинотеатре, для которого кино и есть его жизнь… Музыка Морриконе в этом фильме очень трогательная, красивая и глубокая, в то же время простая и удивительно гитарная по фактуре. Одна и та же тема проводится трижды, сначала в низком регистре, затем на октаву выше с так называемыми “альбертиевыми басами” в аккомпанементе, получившим название по имени итальянского композитора Доменико Альберти, когда звуки аккорда раскладываются в арпеджио равными ритмическими длительностями, восьмыми или шестнадцатыми. Музыка очень итальянская, в русле классических традиций, заложенных гениями венецианской школы – Альберти, Марчелло, Вивальди…

Слушая музыку Морриконе, непостижимым образом объединяющую традиции и новаторство в единый сплав, в неповторимый стиль, каждый раз представляю себе гончарный круг и кусок глины, который в руках мастера приобретает изысканную форму, всякий раз новую, поражающую законченностью и глубиной.